точка оптического прицела на вашем лбу, тоже чья-то точка зрения.
Solvo
Автор: switchknife
Перевод: Elga
Оригинал: notquiteroyal.net/switchknife/fiction/solvo.htm
Разрешение на перевод отсутствует.
Бета: algine
Герои: Гарри/Снейп, Гарри/Джинни.
Рейтинг: R.
Жанр: ангст
Предупреждение: смерть персонажа; АУ по отношению к «ГП и ПП» и «ГП и ДС», фик был написан ДО этих книг.
Саммари: «Однажды Снейп не приходит на урок».
Дисклэймер: канон принадлежит Джоан Роулинг.
Примечание: переведено в подарок для Эль Цеты
--------------------------------------------------------------------------------
***
Однажды Снейп не приходит на урок.
Это происходит на седьмом курсе Гарри.
Об этом никто громко не сообщает за завтраком, а учителя на замену находят только на следующий день. На самом деле они даже не пытаются узнать что-либо, пока не проходит неделя после смерти Снейпа; сначала это только слух, пущенный каким-то неизвестным слизеринцем, который никто не подтверждает до следующего четверга, когда Дамблдор на десять минут опаздывает на обед. Его лицо искаженное и мрачное; он касается кончиками пальцев учительского стола и говорит:
читать дальше
- Я вынужден сообщить вам неприятную новость. Северус Снейп больше не будет преподавать в этой школе.
Наступает тишина, во время которой Гарри осторожно ставит стакан с соком на стол, и тут все вокруг взрывается шепотом.
- Он… умер. Ровно неделю назад.
Шепот внезапно обрывается, и наступает гулкая тишина. Последний потрясенный лязг упавшей в тарелку вилки, а потом – тишина, тишина, и Гарри кажется, будто у него остановилось дыхание.
- Мне… - говорит Дамблдор и запинается, и Гарри почти слышит, как он думает: «Мне так жаль, что я отправил его на задание, отправил тебя на задание, Северус, Северус…» и, по крайней мере, это то, о чем, наверное, думает Дамблдор; то, о чем он должен думать. Но потом он продолжает: - Мне действительно очень жаль, что я сообщаю это таким образом, да еще так поздно… но нам нужно было убедиться…
Что Снейп мертв. Что Снейп мертв. Что Снейп мертв.
Все преподаватели молча и спокойно сидят за преподавательским столом – МакГонагалл напряженно и пристально смотрит в свою тарелку, но глаза у неё сухие. Флитвик морщится, но ему удается сдержаться. Хагрида нет. Трелони тоже. Спраут выглядит немного больной, Помфри складывает руки перед собой, костяшки пальцев побелели. Все выглядят такими спокойными, спокойными, спокойными, такими, мать их, тихими, что Гарри просто тошнит от одного взгляда на них, тошнит, и он сам не знает, почему.
Дамблдор продолжает что-то говорить – объяснять, что Снейп умер вследствие несчастного случая или еще что-нибудь, – но Гарри знает, куда Снейп ушел на прошлой неделе. Он помнит, как лицо Снейпа внезапно дрогнуло и как его рука непроизвольно потянулась к метке. Он помнит, как был скоро освобожден от отработки без единого оскорбления, как Снейп сжал свои желтые зубы, а его глаза стали еще темнее от боли.
Гарри знает. Поэтому не утруждает себя и не слушает Дамблдора; он не утруждает себя выслушиванием еще одной проклятой лжи и понимает: странно, что он так злится, ведь разве он не ненавидел сального ублюдка и не желал ему смерти много-много раз? А?
И тогда он внезапно отталкивает свой стул - громкий скрип, пронесшийся по залу, заставляет даже Дамблдора прервать свою речь.
Кадык тихо дергается, будто Гарри нужно что-то сказать, - и ему действительно нужно, но он не может, во рту пересохло, а в голове тихо и пусто, как в гробу.
Почему-то слово «Простите» почти срывается с губ - но оно бессмысленно, поэтому Гарри просто стоит, дрожа, несколько секунд, а потом поворачивается, чтобы уйти.
- Гарри! – зовет его Джинни тихо и настойчиво, и на миг начинает ненавидеть и ее тоже, потому что в ту ночь, когда Снейп ушел, Гарри трахал ее – нежно и грубо, сладко и зло, и запускал пальцы в ее слишком мягкие и слишком чистые рыжие волосы, и зарывался лицом в ее накрахмаленную мантию, и в темноте ее глаза были почти черными, почти пустыми, и пока он кончал, Снейпа убивали, черт возьми, и это была ее проклятая вина, и вина Снейпа, и почему он…
- Гарри, - повторяет она уже мягче, но он не обращает внимания, он уже в дверях, и она не идет за ним, а он не останавливается.
Рон тоже не идет за ним следом. И Гермиона. Теперь они слишком хорошо его знают. Да, знают.
Гарри не идет в гриффиндорскую гостиную, куда, как он знает, скоро вернется орава студентов – все живые, живые, живые и жаждущие, черт возьми, громко поговорить об этом, построить догадки о том, как убили Сального Мерзавца, их животы набиты обедом, а сердца радуются, что они сами, в конце концов, живы.
Нет.
Гарри не идет в гриффиндорскую башню. Вместо этого он круто разворачивается, идет вниз, а не вверх, и когда он спускается по лестнице, его шаги звучат быстро и уверенно.
Теперь дорога кажется ему такой знакомой – протоптанная за годы проделок и отработок и потом - уроков Окклюменции, и он уверен, что смог бы дойти до кабинета Снейпа с закрытыми глазами. А сколько лет сам Снейп пользовался этим путем? Сколько лет звук его шагов отражался эхом и стаккато, пугая студентов, бросавшихся врассыпную с его пути?
Перед Гарри возникает тяжелая деревянная дверь, большая и знакомая. Внезапно он вспоминает все те разы, что стоял здесь – нервный, злой, напряженный, голодный; он прошел путь от дрожащего первогодки до шестикурсника, изнывающего от ненависти; до семикурсника, который стал более хладнокровным и прагматичным в своей злости.
Дверь открывается, едва только он шепчет пароль, – его пароль, пароль для экстренных ситуаций, который Снейп дал ему только в этом году, когда Вольдеморт практически проник в школу. Не уверен, Поттер, что вы им не злоупотребите, но у меня нет выбора. Снейп не сказал: «Позовите меня, если будете в опасности. Если вам понадобится моя помощь».
Но это он имел в виду, и теперь Гарри понимает; и он знает, что сейчас злоупотребит паролем, но Снейп мертв и не выругает его за это.
Когда Гарри заходит, в кабинете вспыхивает тусклый свет.
Волшебный огонь, разумеется, никуда не исчез – он тот же самый, что и на прошлой неделе, то же самое слабое мерцание на каменных стенах, одновременно тягостное и ненавистное. Тяжелый книжный шкаф Снейпа высится в углу – такой же высокий, как Хагрид, и в два раза его шире, а шкафы поменьше, для зелий, поблескивают в свете камина, и изгибы каждого выпуклого пузырька блестят, как глаза.
Гарри не знает, что тут делает, – это бессмысленно, все теперь, черт побери, бессмысленно, и он прижимает ладонь к холодной и неровной каменной стене, прямо здесь, справа от книжного шкафа, куда Снейпа отбросил Гарри на уроке Окклюменции две недели назад. Гарри может припомнить это с точностью до детали – острая боль в затылке, волосы, болезненно зацепившиеся за грубые трещины в стене, когда он сполз по ней вниз, - Снейп указывает на него палочкой, его черные глаза странно блестят, как сейчас поблескивают пузырьки с зельями. Гарри почти помнит, как воспоминания хлынули на него, словно потоки темной воды, как страницы его памяти зашелестели под атакой Снейпа - Легилименс, Легилименс, Легилименс, - выуживая каждое болезненное воспоминание, пока он не начинал задыхаться и пятиться назад, говоря: «Легилименс, Легилименс, ЛЕГИЛИМЕНС!», пока мысли Снейпа не раскрывались перед ним – темный водоворот неразличимых вещей, и Гарри удалось уловить отблеск ремня, опустившегося на молодую спину, крик боли, монотонно повторяющееся в коридоре «Сопливус, Сопливус, Сопливус», шейная впадинка Снейпа и бледная широкая рука, сжимающая его член…
А затем Снейп вышвырнул его вон из своих мыслей, задыхаясь от ярости, скривив губы от ненависти и, как Гарри понял по блеску его глаз, удовлетворения.
На сегодня достаточно, Поттер.
И никаких оскорблений. Что на языке Снейпа значит: «Вы научились».
Да. Гарри помнит. Помнит, как вставал с пола, затылок раскалывался от пульсирующей боли, волосы намокли от капелек крови. Снейп по-прежнему не предлагал вылечить его, не предлагал зелья, поэтому Гарри был вынужден сам накладывать на себя заживляющее заклятие перед выходом и снова заметил в глазах Снейпа огонек удовлетворения.
На стене нет ни следа крови – Снейп, должно быть, очистил ее с педантичностью, которую выказывал ко всему, кроме себя самого.
Гарри помнит.
Гарри приходит на ум, какой-то далекой его части, что обед, должно быть, уже кончился и что Гермиона, Рон и Джинни будут беспокоиться – вместе с тем ему приходит на ум другое: на то, чтобы сделать задание по зельям, у него осталось два дня, а он еще, как обычно, не начинал – неисправимый надоедливый ребенок, ты думаешь, что слишком хорош для работы? – и завтрашний урок пройдет как обычно: кабинет будет заполнен шепотками и потрескивающим напряжением, но скоро и это пройдет, и новый учитель Зелий, у которого нет глубокого понимания предмета и сарказма, которые им так нужны, – новый учитель вступит в должность и займет эти подземелья, и это единственный шанс для Гарри увидеть их снова. Увидеть их снова - принадлежащими Снейпу. Пока никто не забыл. Пока не забыл сам Гарри.
И он подходит к столу, ноги словно одеревенели. На нем кипа проверенных работ первокурсников, исписанных красными чернилами, будто Снейп прорывал кожу пером, выводя кровью строчку за строчкой. Бессмысленная чепуха, вот если бы вы провели исследование, Смит, но, должно быть, вы узнали о лунном камне от такого же идиота, как вы сам.
Но одно пятно привлекает особое внимание Гарри – красное пятно, которое, засохнув, превратилось в коричневое, на одном из пергаментов и темном дереве рабочего стола, будто Снейп в спешке опрокинул пузырек с чернилами.
И тогда Гарри вспоминает отработку на прошлой неделе. Снейп внезапно схватился за руку... О! Должно быть, именно тогда…
…он перевернул пузырек с чернилами.
Гарри смотрит на них – красные чернила - пятна засохшей крови, или очень похожи, если бы не тонкий запах чернил и бумаги. Тут же и другой пузырек рядом с маленьким чернильным – но этот длинный, прочный, из зеленого стекла, наполненный маленькими белыми гранулами.
Пузырек откупорен, маленькая пробка лежит поблизости, и Гарри понимает, что это, еще до того, как берет его.
Яд.
В конце концов, Гарри побывал уже на многих собраниях Ордена.
Стекло пузырька холодит руку, гладкое и неподвижное, как кожа мертвеца, и когда Гарри наклоняет его, оттуда вылетает маленькая таблетка, маленькая белая слезинка на застывшей в ожидании ладони.
Она пропитывается потом его руки и поблескивает от него – и Гарри не может отвести от нее взгляд, думая: «Неужели Снейп умер так?»
Маленькая таблетка, спрятанная за щекой, – надежная вещица, которую можно использовать, только пробормотав заклинание – самому пробормотав заклинание, конечно, и Гарри почти представляет, как это было, почти чувствует: кровь, стучащая в голове Снейпа, может быть, блеск глаз Вольдеморта, понявшего, что Снейп шпион. Та доля секунды, пока Люциус Малфой не поворачивает к нему смеющееся лицо, слова заклинания, срывающиеся с его губ, и Снейп отводит язык назад, шепча Solvo, и чувствует слабое спасительное жжение во рту, когда яд начинает действовать.
Как еще могло это произойти? Круцио на этот раз явно было недостаточно – и Гарри не может представить, как Снейп упал, побледнев от боли и прикусив язык, – нет, нет, нет. Ничего такого.
Гарри требуется несколько минут, чтобы понять: он раздавил в руках таблетку – и он медленно разъединяет ладони, с удивлением замечая, что пальцы почему-то дрожат. В груди сейчас странная пустота - пустота, разительно отличающаяся от той, что он чувствовал, когда умерли Сириус и через некоторое время Ремус, - это пустота кажется острой, гулкой - гладкий прямой разрез вместо рваной раны. Белый порошок поблескивает на его пальцах, как пыльца пикси или, может, раздробленные бриллианты, – милое заманчивое белое сияние, такое чистое, нежное и манящее.
Разумеется, он безвреден, если находится не во рту, но Гарри ловит себя на том, что думает, каким он будет на вкус: горьким, как семя, или соленым, как кровь, но почему-то Гарри всегда считал, что он сладкий, наверное, потому что так похож на сахар.
Какая ирония судьбы, думает Гарри, и странная справедливость – потому что он уверен, что Снейп умер именно так, потому что он всегда выживал, чтобы умереть именно так – от собственного зелья, собственного яда; должно быть, он был доволен своей работой.
Теперь Гарри не чувствует злости. Может быть, он будет зол завтра, как это случилось на следующий день после смерти Ремуса, - может быть; но прямо сейчас он чувствует себя спокойным и опустошенным. Слева на пергаментах спокойные слова Снейпа, справа знакомое потрескивание искусственного огня, и дверь может распахнуться в любой момент, впуская грубое эхо черных ботинок. Но этого не происходит.
Гарри не шевелится. Он сидит на рабочем столе Снейпа, болтая ногами, как ребенок, и свободно сложив руки, покрытые белым порошком, на коленях.
Свет от камина мерцает.
А в комнате пусто - так пусто, что искусственный огонь никак не может ее согреть. *Конец*
Автор: switchknife
Перевод: Elga
Оригинал: notquiteroyal.net/switchknife/fiction/solvo.htm
Разрешение на перевод отсутствует.
Бета: algine
Герои: Гарри/Снейп, Гарри/Джинни.
Рейтинг: R.
Жанр: ангст
Предупреждение: смерть персонажа; АУ по отношению к «ГП и ПП» и «ГП и ДС», фик был написан ДО этих книг.
Саммари: «Однажды Снейп не приходит на урок».
Дисклэймер: канон принадлежит Джоан Роулинг.
Примечание: переведено в подарок для Эль Цеты
--------------------------------------------------------------------------------
***
Однажды Снейп не приходит на урок.
Это происходит на седьмом курсе Гарри.
Об этом никто громко не сообщает за завтраком, а учителя на замену находят только на следующий день. На самом деле они даже не пытаются узнать что-либо, пока не проходит неделя после смерти Снейпа; сначала это только слух, пущенный каким-то неизвестным слизеринцем, который никто не подтверждает до следующего четверга, когда Дамблдор на десять минут опаздывает на обед. Его лицо искаженное и мрачное; он касается кончиками пальцев учительского стола и говорит:
читать дальше
- Я вынужден сообщить вам неприятную новость. Северус Снейп больше не будет преподавать в этой школе.
Наступает тишина, во время которой Гарри осторожно ставит стакан с соком на стол, и тут все вокруг взрывается шепотом.
- Он… умер. Ровно неделю назад.
Шепот внезапно обрывается, и наступает гулкая тишина. Последний потрясенный лязг упавшей в тарелку вилки, а потом – тишина, тишина, и Гарри кажется, будто у него остановилось дыхание.
- Мне… - говорит Дамблдор и запинается, и Гарри почти слышит, как он думает: «Мне так жаль, что я отправил его на задание, отправил тебя на задание, Северус, Северус…» и, по крайней мере, это то, о чем, наверное, думает Дамблдор; то, о чем он должен думать. Но потом он продолжает: - Мне действительно очень жаль, что я сообщаю это таким образом, да еще так поздно… но нам нужно было убедиться…
Что Снейп мертв. Что Снейп мертв. Что Снейп мертв.
Все преподаватели молча и спокойно сидят за преподавательским столом – МакГонагалл напряженно и пристально смотрит в свою тарелку, но глаза у неё сухие. Флитвик морщится, но ему удается сдержаться. Хагрида нет. Трелони тоже. Спраут выглядит немного больной, Помфри складывает руки перед собой, костяшки пальцев побелели. Все выглядят такими спокойными, спокойными, спокойными, такими, мать их, тихими, что Гарри просто тошнит от одного взгляда на них, тошнит, и он сам не знает, почему.
Дамблдор продолжает что-то говорить – объяснять, что Снейп умер вследствие несчастного случая или еще что-нибудь, – но Гарри знает, куда Снейп ушел на прошлой неделе. Он помнит, как лицо Снейпа внезапно дрогнуло и как его рука непроизвольно потянулась к метке. Он помнит, как был скоро освобожден от отработки без единого оскорбления, как Снейп сжал свои желтые зубы, а его глаза стали еще темнее от боли.
Гарри знает. Поэтому не утруждает себя и не слушает Дамблдора; он не утруждает себя выслушиванием еще одной проклятой лжи и понимает: странно, что он так злится, ведь разве он не ненавидел сального ублюдка и не желал ему смерти много-много раз? А?
И тогда он внезапно отталкивает свой стул - громкий скрип, пронесшийся по залу, заставляет даже Дамблдора прервать свою речь.
Кадык тихо дергается, будто Гарри нужно что-то сказать, - и ему действительно нужно, но он не может, во рту пересохло, а в голове тихо и пусто, как в гробу.
Почему-то слово «Простите» почти срывается с губ - но оно бессмысленно, поэтому Гарри просто стоит, дрожа, несколько секунд, а потом поворачивается, чтобы уйти.
- Гарри! – зовет его Джинни тихо и настойчиво, и на миг начинает ненавидеть и ее тоже, потому что в ту ночь, когда Снейп ушел, Гарри трахал ее – нежно и грубо, сладко и зло, и запускал пальцы в ее слишком мягкие и слишком чистые рыжие волосы, и зарывался лицом в ее накрахмаленную мантию, и в темноте ее глаза были почти черными, почти пустыми, и пока он кончал, Снейпа убивали, черт возьми, и это была ее проклятая вина, и вина Снейпа, и почему он…
- Гарри, - повторяет она уже мягче, но он не обращает внимания, он уже в дверях, и она не идет за ним, а он не останавливается.
Рон тоже не идет за ним следом. И Гермиона. Теперь они слишком хорошо его знают. Да, знают.
Гарри не идет в гриффиндорскую гостиную, куда, как он знает, скоро вернется орава студентов – все живые, живые, живые и жаждущие, черт возьми, громко поговорить об этом, построить догадки о том, как убили Сального Мерзавца, их животы набиты обедом, а сердца радуются, что они сами, в конце концов, живы.
Нет.
Гарри не идет в гриффиндорскую башню. Вместо этого он круто разворачивается, идет вниз, а не вверх, и когда он спускается по лестнице, его шаги звучат быстро и уверенно.
Теперь дорога кажется ему такой знакомой – протоптанная за годы проделок и отработок и потом - уроков Окклюменции, и он уверен, что смог бы дойти до кабинета Снейпа с закрытыми глазами. А сколько лет сам Снейп пользовался этим путем? Сколько лет звук его шагов отражался эхом и стаккато, пугая студентов, бросавшихся врассыпную с его пути?
Перед Гарри возникает тяжелая деревянная дверь, большая и знакомая. Внезапно он вспоминает все те разы, что стоял здесь – нервный, злой, напряженный, голодный; он прошел путь от дрожащего первогодки до шестикурсника, изнывающего от ненависти; до семикурсника, который стал более хладнокровным и прагматичным в своей злости.
Дверь открывается, едва только он шепчет пароль, – его пароль, пароль для экстренных ситуаций, который Снейп дал ему только в этом году, когда Вольдеморт практически проник в школу. Не уверен, Поттер, что вы им не злоупотребите, но у меня нет выбора. Снейп не сказал: «Позовите меня, если будете в опасности. Если вам понадобится моя помощь».
Но это он имел в виду, и теперь Гарри понимает; и он знает, что сейчас злоупотребит паролем, но Снейп мертв и не выругает его за это.
Когда Гарри заходит, в кабинете вспыхивает тусклый свет.
Волшебный огонь, разумеется, никуда не исчез – он тот же самый, что и на прошлой неделе, то же самое слабое мерцание на каменных стенах, одновременно тягостное и ненавистное. Тяжелый книжный шкаф Снейпа высится в углу – такой же высокий, как Хагрид, и в два раза его шире, а шкафы поменьше, для зелий, поблескивают в свете камина, и изгибы каждого выпуклого пузырька блестят, как глаза.
Гарри не знает, что тут делает, – это бессмысленно, все теперь, черт побери, бессмысленно, и он прижимает ладонь к холодной и неровной каменной стене, прямо здесь, справа от книжного шкафа, куда Снейпа отбросил Гарри на уроке Окклюменции две недели назад. Гарри может припомнить это с точностью до детали – острая боль в затылке, волосы, болезненно зацепившиеся за грубые трещины в стене, когда он сполз по ней вниз, - Снейп указывает на него палочкой, его черные глаза странно блестят, как сейчас поблескивают пузырьки с зельями. Гарри почти помнит, как воспоминания хлынули на него, словно потоки темной воды, как страницы его памяти зашелестели под атакой Снейпа - Легилименс, Легилименс, Легилименс, - выуживая каждое болезненное воспоминание, пока он не начинал задыхаться и пятиться назад, говоря: «Легилименс, Легилименс, ЛЕГИЛИМЕНС!», пока мысли Снейпа не раскрывались перед ним – темный водоворот неразличимых вещей, и Гарри удалось уловить отблеск ремня, опустившегося на молодую спину, крик боли, монотонно повторяющееся в коридоре «Сопливус, Сопливус, Сопливус», шейная впадинка Снейпа и бледная широкая рука, сжимающая его член…
А затем Снейп вышвырнул его вон из своих мыслей, задыхаясь от ярости, скривив губы от ненависти и, как Гарри понял по блеску его глаз, удовлетворения.
На сегодня достаточно, Поттер.
И никаких оскорблений. Что на языке Снейпа значит: «Вы научились».
Да. Гарри помнит. Помнит, как вставал с пола, затылок раскалывался от пульсирующей боли, волосы намокли от капелек крови. Снейп по-прежнему не предлагал вылечить его, не предлагал зелья, поэтому Гарри был вынужден сам накладывать на себя заживляющее заклятие перед выходом и снова заметил в глазах Снейпа огонек удовлетворения.
На стене нет ни следа крови – Снейп, должно быть, очистил ее с педантичностью, которую выказывал ко всему, кроме себя самого.
Гарри помнит.
Гарри приходит на ум, какой-то далекой его части, что обед, должно быть, уже кончился и что Гермиона, Рон и Джинни будут беспокоиться – вместе с тем ему приходит на ум другое: на то, чтобы сделать задание по зельям, у него осталось два дня, а он еще, как обычно, не начинал – неисправимый надоедливый ребенок, ты думаешь, что слишком хорош для работы? – и завтрашний урок пройдет как обычно: кабинет будет заполнен шепотками и потрескивающим напряжением, но скоро и это пройдет, и новый учитель Зелий, у которого нет глубокого понимания предмета и сарказма, которые им так нужны, – новый учитель вступит в должность и займет эти подземелья, и это единственный шанс для Гарри увидеть их снова. Увидеть их снова - принадлежащими Снейпу. Пока никто не забыл. Пока не забыл сам Гарри.
И он подходит к столу, ноги словно одеревенели. На нем кипа проверенных работ первокурсников, исписанных красными чернилами, будто Снейп прорывал кожу пером, выводя кровью строчку за строчкой. Бессмысленная чепуха, вот если бы вы провели исследование, Смит, но, должно быть, вы узнали о лунном камне от такого же идиота, как вы сам.
Но одно пятно привлекает особое внимание Гарри – красное пятно, которое, засохнув, превратилось в коричневое, на одном из пергаментов и темном дереве рабочего стола, будто Снейп в спешке опрокинул пузырек с чернилами.
И тогда Гарри вспоминает отработку на прошлой неделе. Снейп внезапно схватился за руку... О! Должно быть, именно тогда…
…он перевернул пузырек с чернилами.
Гарри смотрит на них – красные чернила - пятна засохшей крови, или очень похожи, если бы не тонкий запах чернил и бумаги. Тут же и другой пузырек рядом с маленьким чернильным – но этот длинный, прочный, из зеленого стекла, наполненный маленькими белыми гранулами.
Пузырек откупорен, маленькая пробка лежит поблизости, и Гарри понимает, что это, еще до того, как берет его.
Яд.
В конце концов, Гарри побывал уже на многих собраниях Ордена.
Стекло пузырька холодит руку, гладкое и неподвижное, как кожа мертвеца, и когда Гарри наклоняет его, оттуда вылетает маленькая таблетка, маленькая белая слезинка на застывшей в ожидании ладони.
Она пропитывается потом его руки и поблескивает от него – и Гарри не может отвести от нее взгляд, думая: «Неужели Снейп умер так?»
Маленькая таблетка, спрятанная за щекой, – надежная вещица, которую можно использовать, только пробормотав заклинание – самому пробормотав заклинание, конечно, и Гарри почти представляет, как это было, почти чувствует: кровь, стучащая в голове Снейпа, может быть, блеск глаз Вольдеморта, понявшего, что Снейп шпион. Та доля секунды, пока Люциус Малфой не поворачивает к нему смеющееся лицо, слова заклинания, срывающиеся с его губ, и Снейп отводит язык назад, шепча Solvo, и чувствует слабое спасительное жжение во рту, когда яд начинает действовать.
Как еще могло это произойти? Круцио на этот раз явно было недостаточно – и Гарри не может представить, как Снейп упал, побледнев от боли и прикусив язык, – нет, нет, нет. Ничего такого.
Гарри требуется несколько минут, чтобы понять: он раздавил в руках таблетку – и он медленно разъединяет ладони, с удивлением замечая, что пальцы почему-то дрожат. В груди сейчас странная пустота - пустота, разительно отличающаяся от той, что он чувствовал, когда умерли Сириус и через некоторое время Ремус, - это пустота кажется острой, гулкой - гладкий прямой разрез вместо рваной раны. Белый порошок поблескивает на его пальцах, как пыльца пикси или, может, раздробленные бриллианты, – милое заманчивое белое сияние, такое чистое, нежное и манящее.
Разумеется, он безвреден, если находится не во рту, но Гарри ловит себя на том, что думает, каким он будет на вкус: горьким, как семя, или соленым, как кровь, но почему-то Гарри всегда считал, что он сладкий, наверное, потому что так похож на сахар.
Какая ирония судьбы, думает Гарри, и странная справедливость – потому что он уверен, что Снейп умер именно так, потому что он всегда выживал, чтобы умереть именно так – от собственного зелья, собственного яда; должно быть, он был доволен своей работой.
Теперь Гарри не чувствует злости. Может быть, он будет зол завтра, как это случилось на следующий день после смерти Ремуса, - может быть; но прямо сейчас он чувствует себя спокойным и опустошенным. Слева на пергаментах спокойные слова Снейпа, справа знакомое потрескивание искусственного огня, и дверь может распахнуться в любой момент, впуская грубое эхо черных ботинок. Но этого не происходит.
Гарри не шевелится. Он сидит на рабочем столе Снейпа, болтая ногами, как ребенок, и свободно сложив руки, покрытые белым порошком, на коленях.
Свет от камина мерцает.
А в комнате пусто - так пусто, что искусственный огонь никак не может ее согреть. *Конец*
@темы: библиотека
-
-
08.09.2008 в 15:23-
-
08.09.2008 в 16:20ещё бы! конечно же читаю, до чего в силах дотянуться! ......
-
-
08.09.2008 в 17:01А фик действительно изумительный...
-
-
08.09.2008 в 23:15фик впечатлил....и образ СС и ГП, этакий новоявленный Скарлетт О, Хара.
-
-
06.10.2008 в 22:27Автор - молодец... Написано сильно... Очень...
Переводчик - молодец!
-
-
07.11.2008 в 01:00и безнадежно
/почти плакаль Х,,(