Снейпа когда-нибудь кто-нибудь любил?

[drakon7]

эссе замечательное, сброшено в цитатник, там же ссылки.

Из интервью Роулинг Mugglenet/Leaky Cauldron, 2005:
Вопрос:Снейпа когда-нибудь кто-нибудь любил?
Дж.К.Р.:Да, и это делает его в некотором смысле заслуживающим большего осуждения, чем даже Вольдеморт, которого - никогда и никто.


Название: Мнимая великая любовь Снейпа, или Почему 7я книга не делает Снейпа менее интересным
Автор: RexLuscus
Переводчик: kasmunaut
Бета: Sige
Оригинал: rexluscus.livejournal.com/254445.html
Жанр: Эссе
Рейтинг: G
Разрешение на перевод: запрос отправлен
Примечания: также благодарю за ценные советы ЖЖ-юзера xvostoroga
Цитаты из 33 главы - в переводе Мильвы
barring.diary.ru/?comments&postid=33013039
Из 19 и 32 - в моём.
впредь будет рождаться не здесь (с)МЩ

Итак, мы все немного расстроены, потому что, после притягательной двойственности на протяжении шести книг, оказалось, что Снейп Делал Это Всё Ради Любви. Господи, как... банально. Значит, не могло быть так, что он осознал, что творил зло и должен искупить свою вину? Это было всего лишь такое эмодерьмо, как девушка-которую-я-любил-умерла-и-всё-что-я-теперь-делаю-это-ради-неё? Где вся эта сложность, тонкое исследование природы раскаянья, искупления,
относительности хорошего и дурного, которые позволял нам
ожидать мастерски выписанный на протяжении шести книг характер?

На самом деле, я думаю, всё это прямо здесь, скрытое от беглого взгляда.

Чтобы двигаться дальше, мы должны понять, что, когда Роулинг использует слово «любовь», она нагружает его очень специфическим смыслом. Это не только психологическое состояние; фактически, я не думаю, что это вообще оно. Это скорее духовное состояние. Оно имеет магическую природу – и действует так же, как действует магия. В символике «Гарри Поттера» она представлена Патронусом – который, неважно как, никогда не вводит в заблуждение и не может соприкасаться с тёмной магией. Здесь нет психологической правдоподобности; чтобы любовь была магией, она должна быть абсолютной и однозначной, какой, как мы знаем, она никогда не бывает. Это любовь Тристана и Изольды, а не Вронского и Карениной. Рассмотрим Снейпа: подходя реалистически, как может кто-то ненавидеть весь мир и любить только одного человека, но с цельностью и чистотой влюбленного из сказки? Это просто невозможно. Итак, мы должны считать, что Снейп – в чем-то волшебное существо.

При том, что мы имеем дело со сказочной любовью, примечательно, как меняется любовь Снейпа к Лили. Когда Снейп и Лили были детьми, там не было ничего похожего на тот идеал, который нам показывает Роулинг, говоря о Гарри и его родителях. Но природа тех чувств, которые Снейп испытывал к Лили, менялась, и при этом менялся он сам. Это всегда оставалась «любовь» в нерушимом сказочном восприятии, но, со временем и опытом, она постепенно очищалась, пока в наибольшей степени не приблизилась к самоотверженной любви, какой она видится в морали Дж.К.Р.

В главе "История принца" мы видим, что любовь Снейпа к Лили начиналась как «жадная» – эгоистичная, алчная. То, что влекло его к ней, было тем же, что двигало им во весь ранний период его жизни – жажда власти, убеждение, что магия, и только она, делает его самого особенным. Тем же самым прельстил его позже Вольдеморт. Любовь в такой форме не несёт спасительных качеств, которые ассоциируются с нею у Роулинг, потому что это собственническая любовь. Как следствие, Снейп не способен сделать обобщение, перенеся свои чувства к Лили на всё человечество. Он видит только её, и остальные его не интересуют.
Именно это внушает отвращение Дамблдору, когда Снейп просит его защитить Лили – и нисколько не заботится о Джеймсе или Гарри. Он просит Вольдеморта пощадить её в такой же эгоистичной манере, но, конечно, это не срабатывает, и она умирает. Итак, здесь ключевой момент. Если ты любишь кого-то эгоистично, собственнически, а объект умирает – что происходит? У тебя больше нет шансов обладать им, - так что станет с такой любовью? Она либо прекратит существование, либо трансформируется. Давайте посмотрим:

– Я думал… вы… ее… защитите…
– Они с Джеймсом доверились не тому человеку, – ответил Дамблдор. – Как и ты, Северус. Разве ты не надеялся, что лорд Вольдеморт оставит ее в живых?

Казалось, Снейп сейчас разрыдается.

– Снейп замотал головой, словно отгоняя надоедливую муху.
– Ее сын жив. У него такие же глаза, как у нее. Ты ведь наверняка помнишь, какого цвета были глаза Лили Эванс?
– Не надо! – взмолился Снейп. – Она… умерла...

Тщательно вслушаемся. Что Дамблдор пытается сделать здесь со Cнейпом? Он пытается вызвать в нем чувство вины, определённо пытается заставить того видеть больше, чем только свою собственную боль, осознать, – всё, что он делал, было плохо, – помимо потери Лили. Но он также предлагает что-то ещё – а именно факт, что часть Лили продолжает существовать в мире в форме Гарри. Реакция Снейпа на эту идею яростна. Нет, нет, нет, – настаивает он, – она мертва, её нет. Как будто он хочет, чтоб это было правдой, хочет убедить себя в этом. Зачем он это делает?

– Это раскаяние, Северус?
– Лучше бы… лучше бы я умер вместе с ней…
– И какая от этого была бы польза? – холодно сказал Дамблдор. – Если ты любил Лили Эванс, если ты любил её по-настоящему, то твой путь ясен.

Казалось, Снейп настолько оглушён своей болью, что смысл этих слов дошел до него не сразу.


Что здесь происходит? Мыльный пузырь снейповой эгоцентричной любви лопается. В первый момент он этому сопротивляется, хочет, чтоб оставалось так, чтобы важны были только он и она, но затем Дамблдор закрепляет это изменение: «Если ты действительно любил её...» Теперь, если Снейп намерен жить дальше, его любовь к Лили должна трансформироваться и допустить возможность включения других людей в свою формулу. Других людей, которые были важны для Лили, но не были им. Людей, которых он рассматривал как соперников, но о которых он теперь должен думать как о неразрывно связанных с любимой. Очевидно, у него трудности с этой концепцией. Он ненавидит Гарри, потому что ненавидит часть Гарри, которая не является частью Лили в нём. (И особенно ту часть Гарри, которая от Джеймса.) Он всё ещё любит эгоистично. Но он наконец принимает идею, что Гарри был важен для неё, что часть Лили живёт в нём, и, следовательно, он, Снейп, должен защитить мальчика, так как это способ удержать её. Он перенаправляет свои чувства к Лили с реально, физически существовавшей женщины на Гарри, который нынче замещает её. Это не значит, что он чувствует что-то к Гарри, он только дорожит Гарри как дублёром. Но действительно дорожит, – и это шаг в правильном направлении.

В следующих зарисовках в "Истории принца" мы видим Снейпа на различных стадиях его пути, в то время как начинается вторая война с Вольдемортом и Снейп продолжает выполнять свою миссию по защите Гарри. Но то, что мы видим, имеет мало отношения к Гарри. Снейп являет наконец скрытые до тех пор достоинства – храбрость, верность, отдача общему делу. Вероятно, он всё ещё делает это, чтоб защитить Гарри во имя Лили, но, даже если так, он уже здорово отходит от этого. Предположим всё же, что он действительно делает всё это ради Лили. В этом случае чувства к ней ведут его безрассудно сквозь череду ситуаций, в которых он встаёт перед выбором. Дамблдор всегда говорит, что нас определяет наш выбор, – и когда он нам выпадает, неважно, что у нас внутри, а судить нас надо по тому, что мы выбираем. Это всё очень хорошо и здорово, но как отнестись к правильному выбору по недостойным мотивам? Как это определяет человека? В случае Снейпа это ключевой вопрос.

Пролистаем книгу назад, до сцены, когда Гарри следует за ланью.

Гарри во все глаза смотрел на это существо, и его переполняло изумление, –не перед необычностью её, но перед тем, что было в ней что-то невыразимо знакомое. Он чувствовал себя так, будто давно ждал, что она придёт, но затем забыл об этом, вплоть до нынешнего момента, когда им удалось встретиться. Его порыв позвать Гермиону, столь сильный всего мгновение назад, исчез. Гарри знал, и мог бы поклясться своей жизнью, что она пришла к нему, к нему одному.
Они глядели друг на друга несколько долгих мгновений, затем она повернулась и пошла прочь.
«Нет, – произнес он, его голос был хриплым после долгого молчания. – Вернись!»
Она продолжала осторожно ступать между деревьями, и скоро её яркий свет был рассечен черными стволами. Долю секунды Гарри колебался. Осторожность нашёптывала ему, что это обман, приманка, западня. Но инстинкт, необоримый инстинкт говорил ему, что это не тёмная магия. Он пустился вдогонку.
У него под ногами скрипел снег, но лань двигалась неслышной поступью между деревьями, потому что она была светом, и ничем иным. Глубже и глубже в лес вела его лань, и Гарри шел быстро, уверенный, что, когда она остановится, то подпустит его ближе. А затем заговорит, и её голос скажет ему то, что так необходимо знать.
Наконец лань замерла. Она ещё раз повернула к Гарри свою прекрасную голову, и он пустился бежать, вопрос жег его изнутри, но как только он открыл рот, чтоб задать его, она исчезла.

Хотя её поглотила тьма, её контур всё ещё горел, отпечатавшись на сетчатке. Это мешало ему видеть. Образ сиял, когда Гарри опускал веки, дезориентируя его. Нахлынул страх: её присутствие означало безопасность.
Он прошептал "Lumos!", и кончик палочки засиял.

Огненный отпечаток лани слабел с каждым движением век, пока он стоял, прислушиваясь к звукам ночного леса...

Не правда ли, это что-то напоминает? И в самом деле, потому что полностью описывает, как сам Снейп вслепую, спотыкаясь, движется в сторону добродетели. Он видит лань и жаждет её – хочет поговорить с ней, вступить с ней в контакт, – но она поворачивается и идёт прочь; и, не осознавая этого, – он движется за ней куда-то. Во время всего пути, который он проходит, он сосредоточен на том, чтобы поговорить с ней, и совсем не думает, куда они направляются. Затем лань исчезает, и он оказывается далеко от первоначальной точки, во тьме, один.

Тут – и это важно – её оставшийся на сетчатке образ слепит его, и он должен создать свой собственный свет, чтоб выяснить, что же, к чёрту, делать дальше. Но тут же случайно натыкается на то, к чему она его вела – и это его настоящая цель, хотя он не осознал этого, пока следовал за ланью. Вот чем любовь является для Снейпа на этой стадии – видением, по которому он тоскует и за которым следует к чему-то ещё, не отдавая себе в этом отчета.

Момент, когда он осознаёт, что следовал за одним, а вели его к другому, описывается здесь:

– Значит, мальчик… мальчик должен умереть? - хладнокровно уточнил Снейп.
– И убить его должен сам Вольдеморт. Это важно.
– Я думал… все эти годы… что мы оберегаем его ради нее. Ради Лили.
– Мы защищали его, потому что было очень важно его обучить, вырастить, дать ему почувствовать свою силу, – всё так же, с зажмуренными глазами, сказал Дамблдор. – А тем временем связь между ними становилась все крепче, ослабляла его. Иногда мне кажется, что он сам догадывается об этом. И, судя по тому, что я знаю о нём, он сможет так умереть, что его смерть повлечет за собой гибель Вольдеморта.

Дамблдор открыл глаза. Снейп был в ужасе.
– Вы защищали его для того, чтобы он мог умереть в подходящий момент?
– Не ужасайся так, Северус. Сколько ты видел смертей?
– В последнее время я видел смерти только тех людей, которых не мог спасти, – ответил Снейп. Он встал с кресла. – Вы использовали меня.
– То есть?
– Я шпионил для вас, лгал для вас, подвергал себя смертельной опасности ради вас. И всё это делалось для того, чтобы защитить сына Лили Поттер. А теперь вы говорите мне, что растили его, как свинью на убой…
– Это так трогательно, Северус, – с серьезным видом заметил Дамблдор. –Значит, ты всё-таки привязался к мальчику?
– К мальчику? – воскликнул Снейп. – Expecto Patronum!

Из кончика его палочки вырвалась серебряная лань. Она соскочила на пол, промчалась по кабинету и вылетела в окно. Дамблдор проводил её взглядом, а когда серебристое сияние угасло, повернулся к Снейпу со слезами на глазах:
– После всех этих лет?
– Навсегда.

Многие интерпретируют это место в том смысле, что Снейп вообще не изменился – он не стал лучше, он не научился творить добро ради самого добра, он всё ещё действует исходя из своей эгоцентричной одержимости Лили. И да, и нет. Да, потому что это то, что он думает о том, что он делает. Нет, потому что в этой сцене мы становимся свидетелями перемены, подобной той, которая произошла с ним в кабинете Дамблдора в ночь смерти Лили. Чувства Снейпа к Лили должны претерпеть очередную трансформацию, потому что их снова лишают объекта. Когда Лили умерла в первый раз, Снейп перенес свои чувства к ней на другого человека. На Гарри, но не реального – скорее на идею Гарри, Гарри как кусочек Лили, всё ещё пребывающий в мире живых. А теперь забирают и это. Он остаётся один в лесу, лань, за которой он следовал, исчезла, и только тьма вокруг.
Сцены, следующие за этой в воспоминаниях, относятся уже к событиям седьмой книги. Всё, что, как мы видим, в них делает Снейп, уже не может быть мотивировано обязательством защищать Гарри, потому что он знает, что Гарри должен умереть. Он больше не выполняет указания Дамблдора ради сохранения маленького обрывка Лили в мире, творит добро не ради неё и не для себя самого. Он свободен действовать по своей воле. Первое, что он делает, обретя эту новую свободу – убивает Дамблдора. Здесь можно спорить, что это не акт свободной воли – из-за Нерушимой клятвы. Но, будучи принуждаем клятвой, он должен был бояться смерти, а мы знаем, что это не так. Он мог бы умереть, если бы выбрал такую участь, – но умереть, как Дамблдор говорит ему – слишком легкий путь. Он делает это, потому что хочет так поступить, удовлетворяя просьбу Дамблдора, не по принуждению, но потому что он думает, что следует так поступить.

Когда Снейп был ребёнком, ничто не имело для него ценности, кроме Лили – после смерти Лили всё, что не ассоциировалось с ней, не имело ценности, включая большую часть Гарри. Но после того, как Снейп годами делал благой выбор по недостойным мотивам, он неосознанно приходит к благой мотивации. Каждое отклонение от выбранного им пути заставляет его ещё немного расширить свой опыт любви. Сначала она распространяется только на её объект, позже по ассоциации охватывает и Гарри. Когда она преображается в третий раз, то, наконец, способна включить Гарри ради его самого. Я не хочу сказать, что он теперь любит Гарри. Я имею в виду, что он может использовать свои чувства к Лили так, как это делает Гарри – как компас, указывающий, что хорошо и что плохо. Но, и это важно, он сейчас именно выбирает, а не слепо влеком своей любовью. В этом и заключается понимание любви по Роулинг: если любовь подлинная и неэгоистичная, то она формирует нашу способность к сопереживанию, и, таким образом, нашу способность к моральному выбору.

Гарри, как мы увидим, редкостно альтруистичен; большинство из того добра, что он творит, совершается им из любви к конкретным людям, живым или мертвым. Его любовь к этим людям, однако, позволяет ему обобщать – видеть своих любимых в каждом человеке. Это не то же самое, что у Снейпа: мысленное замещение любимого лица посторонним. Но в кабинете Дамблдора, когда Снейп говорит «навсегда» и вызывает Патронуса, он начинает восходить к такой любви, как у Гарри – Лили перестает быть её объектом или целью и становится его составной частью. Это – как Патронус, часть человека, принимающая форму того, кого он любит. «Навсегда» Снейпа является эхом идеи, проходящей через всю книгу – что люди, которых мы любим, никогда не оставляют нас; становясь частью нас, они обретают бессмертие.

Есть некоторые фундаментальное отличие в том, как именно руководит Снейпом и Гарри любовь к дорогим им людям. Начнем с того, что Гарри любил тех, кто любил и его. Снейп растратил и оттолкнул свою любовь, и теперь он может только цепляться за воспоминание о том времени, когда его любили. Вероятно, он ненавидел Джеймса и Гарри с такой страстью, потому что они, с его точки зрения, заняли его место. Чтобы продолжать двигаться дальше, он должен притворяется перед собой, разрывая фотографию на две половинки, забирая только часть письма – с её подписью и её любовью, и оставляя ту страницу, которая говорит о тех, на кого эта любовь направлена. Гарри черпает силу – в памяти о Сириусе и родителях, и знание, что они любили его, даёт ему защиту. Снейпу же приходиться рассказывать себе самому сказки.

Также, в отличие от Гарри, у которого целая армия тех, кто его любит, у Снейпа только один проводник в дебрях нравственности, и это оставляет ему очень узкий путь. Если б у него было больше проводников, он мог бы видеть весь лес, как Гарри, он был бы способен сделать обобщение, поднявшись от любви к индивидууму – к сопереживанию всем людям. Но у него нет этих проводников, поэтому лань должна манить его обманом. Он должен был пройти череду всех этих «благих» решений, только чтоб обнаружить, что предлог, побуждавший его действовать, был фальшивым – и теперь он пригвожден необходимостью выбрать, признать эти решения своими или нет. Говорит ли он: «К черту борьбу с Вольдемортом, я подписывался только защищать сына Лили»? Нет, он решает остаться на том пути, которым он следовал, даже если той цели, которой, как он думал, он следовал, – защитить Гарри ради Лили – больше нет. И здесь, прямо здесь, этот самый дамблдоров момент истины, когда мы решаем, каков Снейп как человек.

Чтоб подкрепить эту мысль, рассмотрим сцену с мечом Гриффиндора. Мы видим Снейпа буквально на месте Дамблдора – в кабинете директора, посылающего Гарри участвовать в поиске меча Гриффиндора как в квесте, формирующем его характер, тайно руководя им при этом. Когда Снейп разговаривает с портретом Дамблдора, мы слышим разницу между ним сегодняшним и им же в шестой книге. Прежде Снейп был «мятежным» слугой, постоянно рассерженным тем, что его оставляют одного во тьме; сейчас же он использует Дамблдора как провожатого, направляя свои действия сам, принимая молчание Дамблдора на определенные темы, и тем не менее ему доверяя. Тот Снейп, которого мы видим теперь, не принуждаем; он даже велит Дамблдору заткнуться и дать ему использовать свой собственный план.

Теперь собственно план. Погоня за ланью – моё любимое место в книге, потому что это момент подлинного, целомудренного соприкосновения Гарри и Снейпа. Это немного похоже на историю с книгой Принца-Полукровки, только без тёмных заклинаний и зловещих намёков. Они соприкасаются в том, что для них является общим, – в любви к матери Гарри. Конечно, по этой причине Гарри не осознает, что это Снейп – прежний Снейп никогда бы не выступил в роли проводника – дающего мудрость. Подумаем о том, какая огромная пропасть между этим эпизодом и уроками окклюменции. Снейп действительно должен придумать испытание для Гарри, задать направление движения. В прежние времена он считал нужным пинками гнать Гарри к цели, потому что ребёнок был слишком глуп и несообразителен, чтоб доверять ему что-то сделать самому. Теперь же он должен думать о Гарри и принимать в расчет его чувства и мысли – должен сопереживать ему. И он должен доверить Гарри самому достигнуть цели. В пятой книге это было бы немыслимо.

Если истинное сопереживание, и, таким образом, истинное моральное поведение состоит в том, чтобы видеть наших любимых в лицах посторонних, я думаю, мы можем предположить, что Снейп никогда вполне этого не делал. Но я думаю, что он действительно к этому приблизился в эпизоде с мечом и прямо перед своей смертью:

- Взгляни... на... меня... – прошептал он.
Зелёные глаза встретились с черными, но через мгновение то, что жило в глубине черных глаз, исчезло, – они замерли, погасшие и пустые. Удерживавшая Гарри рука упала на пол, Снейп больше не двигался..

Это крошечный эпизод, но крайне важный. Что всегда особенно бесило Гарри? Что Снейп смотрел на него, а видел его отца. Что Снейп делает теперь? Он смотрит Гарри в глаза – нет, он всматривается в глаза Гарри, и просит Гарри посмотреть в ответ. Нам говорят, что у Гарри глаза его матери, но при всех интенсивных зрительных контактах во время уроков окклюменции, Снейп на самом деле не смотрел в них, он был слишком занят тем, что видел Джеймса. Он смотрит сейчас. В первый раз, насколько мы знаем, он видит ту часть Гарри, которая от Лили.

Что для Снейпа значит видеть эту часть? Значит ли это, что он видит только то, что в Гарри от Лили, и отбрасывает остаток, как он сделал с фотографией в комнате Сириуса? Или «видеть Лили в Гарри» надо понимать менее буквально? Дамблдор как-то сказал, что Гарри выглядит как Джеймс, но как Лили по характеру; внешне Джеймс, Лили внутренне. И когда Снейп смотрит на Гарри и видит не Джеймса, но Лили, он мог бы, в каком-то смысле, видеть, кем Гарри является на самом деле, как отдельная личность. Он любит Лили, он видит, кем является Гарри, сквозь призму своей любви к Лили. И не является ли это сосуществованием образов, увиденным в лице незнакомца любимым лицом – то есть тем самым моментом сопереживания, который, как Роулинг полагает, лежит в основании всех моральных норм?

Я предпочитаю думать, что так оно и есть. Мы никогда не узнаем. Это наш Снейп – неоднозначный до самого конца. Но если мы совместим эту сцену и эпизод с мечом Гриффиндора, я думаю, всё сходится. Если Снейп всё ещё полагал, что Гарри – не более чем лоскутное одеяло из кусочков Лили и Джеймса, я не думаю, что он был бы способен помогать Гарри так, как он это делает. Последнее доказательство:

– Отлично. Но никогда… никогда не рассказывайте об этом, Дамблдор! Всё это должно остаться между нами! Поклянитесь! Я не вынесу… это же сын Поттера… Я хочу, чтобы вы дали мне слово!

– Дать слово, Северус, навсегда сохранить в тайне лучшее, что есть в тебе? – Дамблдор вздохнул, глядя сверху вниз в искаженное страданием лицо. – Если ты настаиваешь….

Когда Снейп уже умирает, – он именно что открывает лучшее, что в нём есть. Он буквально истекает теми чувствами и тайнами, которые он так боялся когда-то показать Гарри. Он отдает Гарри часть себя – и как раз ту часть, которая любила Лили.

Значит ли всё это, что Снейп целиком принадлежит добру ко времени своей смерти? Нет, он ещё отбрасывает половинку фотографии с Гарри и Джеймсом, и вы можете заметить, что он никогда не вступает в прямое взаимодействие с Гарри, есть только крошечные моменты опосредованного контакта – Патронус, воспоминания, предсмертный взгляд. Он резко менялся, всё ещё оставаясь отвратительным типом. Но, как говорится, «как только вы всё это сделаете, вы готовы начать». Если б он остался жив, он, оставаясь на этом пути, стал бы достойной личностью. Может быть, ему разрешили зайти ровно настолько далеко, как в случае с Моисеем и Землёй Обетованной. История очень похожая на то, что Ролинг сделала с бедным Снейпом.

Любовь в «Гарри Поттере» – не только любовь, она являет возможность человека к сопереживанию, и, таким образом, к нравственному поведению. Следовательно, любой спасительный стержень характера Снейпа должен был её включать. Что самое существенное для Снейпа на протяжении всех этих лет, из описанного в книгах – не то, какова мотивировка его поведения, но то, что менялось в нём в то время, как он шел, следуя за своей серебристой ланью. Любовь Снейпа к Лили не уменьшает сложности его характера, если мы представим себе, что всё время, когда он полагал, что делает всё только ради неё, имело место преображение. Если он не преобразился, как бы он сделал в конце такой выбор?

Самое потрясающее в Снейпе – то, что он делал усилия. Гарри хороший человек – вне всякого сомнения. А Снейп – ужасный, но боровшийся и прокладывавший путь к добру. Он работал против себя, но одно работало на него, и его преобразило. Когда Гарри говорит, что Снейп – храбрый человек, он только имеет в виду, что он, не дрогнув, смотрел в лицо смерти; но смелость пуста, пока мотивы, по которым ты смотришь в лицо опасности, неправедны. Снейп храбр, потому что он страдал ради того, чтобы найти правильные мотивы. Гарри же знал их с самого начала, путь его на протяжении всех книг состоял в том, чтоб открыть свою собственную природу и взрасти в ней. Но Снейп менялся, коренным образом, болезненно. Он сросся криво, и нужно было сломать и восстановить его. Таково было моё мнение о нём с самого начала, и именно за это я его люблю.

искренне порадовало то , что мое мнение полностью схоже с мнением автора этого эссе. Северус Снейп нравится мне тем, что являясь темным по своей натуре, он стремился к свету, и не важно, в конце концов, почему он это делал, главное, что он этого достиг.